ДЕСАНТ КАПИТАНА ТВОРОГОВА
Эта, основанная на реальных событиях, повесть - не просто один из миллионов эпизодов Великой Отечественной Войны (1941-1945гг.), это также рассказ о том, как героически погиб мой двоюродный дед - Богодист Михаил Васильевич, разведчик, участник разведывательно-диверсионной группы Александра Творогова. Автор книги "Десант капитана Творогова", Николай Курыльчук, к великому сожалению, ушедший из жизни в феврале 2004 года, не оставил мне возможности получить у него официального разрешения на публикацию его книги в интернете для открытого доступа. И всё же, через свой блог, я осмелился и решил сделать эту историю доступной и открытой для тех, кто не равнодушен ко всем погибшим за победу и освобождение Советской земли от немецко фашистской черни...
Всё, что написано красным цветом в книге, является моими (не автора Курильчука) историческими дополнениями и разъяснениями. Также книга будет дополнена другими фотографиями, кроме тех, которые присутствуют в оригинальном издании книги 1979 года, Политиздательства Украины
Глава 6.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
И снова ночь. Снова росистыми лугами и полянами вьётся тропинка десантников. Тишина. Лишь где-то встрепенется с куста испуганная птица или сонно залает собака в близлежащем селе. Впереди радостно засвистела птица. Это боец подаёт сигнал. Причина? Луговой родник бьёт из-под камня. Вода холодная-холодная, аж зубы ломит. Команда: напиться и запастись водой в дорогу.
Струйка, сплетённая из лунного серебра, журчит в красноармейские фляги. Николаю Лукашенко от того журчания всплывает в памяти окраина родного Мстиславля. Такое же тихое воркование воды из источника. Шёпот сестры Надежды:
- Коля, а вода живая. Она даже разговаривает. Только язык тот не каждому дано понять...
Вдруг доносится тревожное:
- Кто-то идёт...
Десантники моментально упали на землю, затаились. Только струйка воды беспокойно журчит в колодец. Этот звук немного заглушает взволнованное дыхание и потрескивание камней под телами. К колодцу медленно идут двое. У одного шаги тяжёлые, как будто молотом о землю: бах-бах! У другого - мелкие и лёгкие. И голоса:
- А помнишь, Стася, ( - это производный, уменьшительно-ласкательный вариант от мужского имени - Стас) мы с тобой уже сюда прибегали и плескали ладонями воду на разгоряченные лица? - игривый девичий голос.
- Не вспоминай о том, - густой мужской голос.
- Почему же? - девичий с смешинкой.
- На черта оно нужно.
- Стыдно вспоминать, как нас с тобой комсомольцы на смех брали? Скажи-ка, причину нашли! "В це-рк-овь ходят!" Причина. Хи-хи... А помнишь: ты тогда клялся, что больше не пойдешь в церковь? Даже обещал горсть земли съесть в доказательство, что правду говоришь. Ох и смеялись над твоим обещанием! И я тоже смеялась.
Сказано: не вспоминай! - и злость ещё больше сгустила не без того раздраженный голос.
- Ну ладно, Стася, не буду... Сердишься чего-то... - всю игривость, словно крылом коршуна, развеяло.
- На вот, лучше, винтовку подержи, чем болтать. А я напьюсь.
- Давай, Стася, - подхватила серьёзным тоном и снова в шутку: - Пейте на здоровье, господин шуцман!
- Спасибо, - сказал равнодушно и припал к струе.
Николаев лежит так близко к тропинке, что рука сама тянется, чтобы схватить "господина шуцмана" за ногу, свалить и скрутить ему шею. Едва сдерживает такое желание. А полицай Стас безразлично хлещет воду. Вероятно, не чувствует, что младший лейтенант Лапотников направил ему в затылок дуло револьвера. Оно смотрит холодным глазом смерти и словно умоляет: "Нельзя тут как на фронте: увидел врага - стреляй! Нет, тут сидишь, как улитка, вжимаешься в землю, чтобы не заметили..."
Командир более или менее уверен: никто не сорвётся - позади немало уже испытаний. Но тревога всё же ноет нудной дудочкой: мало ли что было там, а здесь такой соблазн. Аж самому хочется вскочить с земли и грозно сказать только одно слово: "Ру-ки!".
- Стася, можно, я стрельну?
- Чего это вдруг тебе вздумалось? - полицай, который только что умывал лицо, выпрямился.
- Кажется, за нами кто-то подглядывает...
И действительно, в игриво-беззаботном голосе девушки зашевелилась тень тревоги.
- Ну, то стрельни... Если тебе так хочется.
Над головой Бринцева звонко щёлкнул затвор, как будто собака, ловя муху, клацнула челюстями. И в тот же миг прогремел выстрел. Николай не из робких, но чувствует себя очень неуверенно. Даже пот высыпал на лопатках. Кто же его знает, куда ей вздумается пальнуть.
- Ещё, Стася?
- Хватит. Два - это уже сигнал. Ещё патрулей созовёшь.
- А я хочу созвать. Вот хочу и всё.
И снова щёлкнул затвор. И снова выстрел оглушил Бринцева.
- Не была бы ты глупой бабой, - подбежал полицай и выхватил винтовку. - Теперь драпай отсюда, потому что за ложный вызов патрулей господин комендант всыплет по самую завязку.
- А мы нагнувшись - огородами. Хи-хи ... Люблю такую игру!
- "Мимо огородов..." - передразнил шуцман. - Заметят, что кто-то шатается, мгновенно пристрелят. Лучше уж в хлеву дядьки Дмитрия пересидим. Вот ду-рё-ха...
Две тени украдкой прошелестели под жердяной загородкой. "Нам нужно тише идти - слышно далеко, как полевая трава бьёт по халявам", - думает капитан Творогов, вслушиваясь в шаги полицая и его спутницы.
Над селом шарахнули один за другим выстрелы. Пожалуй, с винтовочного обреза, потому что очень громкие. Десантникам пришлось ломать намеченный маршрут - в спешке отходить лугами на запад, чтобы не встретиться с патрулями.
Попадали среди жиденького прутняка. Прислушиваются, не преследуют ли их. Ведь полицай мог, как и его подруга, почувствовать что-то подозрительное, но от страха, а может и хитрости, сделать вид, что никого и ничего не заметили. Только отойдя, начнёт созывать себе подобное вороньё. Ночь, которая до недавнего времени казалась десантникам сказочным синим озером, в теплой воде которого они искупались, сразу же забурлила, бешено оскалилась чёрной бедой. Даже невинный туманец уже не перекатывался молочной пеной, а стал похож на стаю коварных гривистых зверей, которые плотным кольцом окружили десантников. И так тягостно стало каждому на душе, таким неизмеримо далеким представилось расстояние до Большой земли.
Последние километры Свиридов чувствовал себя героем. Шел наравне со всеми, даже дважды его в авангард определял командир. А здесь, в этом засохшем прутняке, снова почувствовал горячий прибой крови в голову. "Неужели болезнь возвращается?" - подумал со страхом и вдруг вздрогнул - с неба раздался высокий, едва уловимый шум. Тонкий, металлический, с мелодичным переливом. Неужели фашистская авиация и ночью не спит?.. Да нет же! Навострил слух, в радостном предвкушении схватил за рукав гимнастерки Бастианова, затормошил:
- Слышишь? Слышишь?!
Гомер поспешно обернулся:
- Тебе, Ваня, снова нездоровиться?
- Да нет... Ты небо только послушай. Это же наши бомбардировщики дальнего действия!
Бастианов затаил дыхание. И уже прильнул к плечу старшины Николаева:
- Наши самолеты!
- Может, они за тобой примчались? Чтобы, как в сказке, на крылышках - в Мухоеды, - пошутил Тройник.
- Неужели тебе в детстве... корова на ухо наступила, старшина? - обиделся Гомер.
- Наши. На-ши... - прошептал кто-то из темноты.
Гудение моторов приближалось. Вот оно звонко проплыло над головами десантников и удалилось туда, откуда они топают уже вторую ночь.
- Нас ищут? - удивился Коля Бринцев.
- Ну, ты даешь... - сказал видавший виды Филипп Куренной. - Вот прямо здесь тебе, в прутняке, приземлятся, как аисты, и скажут: "Садись, Коля! К маме завезём".
- Думаешь, это не наши самолеты? - уже не шепотом, а вполголоса разгоряченно спросил Бринцев. - не наши, да? Ну-ка, спроси у капитана.
- Прекратить разговоры! - требовательно сказал младший лейтенант Лапотников.
И мертвую тишину, которая повисла над прутняком, встряхнул взрыв. Николаю Лукашенко показалось, что даже звезды вздрогнули. Из-за горизонта, где только что сверкнула короткая вспышка, вверх взметнулось гибкое змеище огня. Затрепетало, заклубилось вихрем, словно подавая сигнал для новых взрывов. И они не задержались. Вместе с взрывами в небо взлетели огромные рои искр. Синее пламя всё более разгоралось.
- Неужели топливные склады? - выдохнул Лукашенко.
- Да! Последствия твоих разведданных, - толкнул сержанта в плечо капитан и, не сдержав порыва радости, обнял Николая за его крепкие плечи. - Спасибо тебе, Лукашенко!
Рёв моторов переместился чуть правее. Вскоре снова содрогнулась земля от серии взрывов.
- Теперь по танкам!
- Наверное, не зря здесь ползали...
- А беда с радостью всегда рядом.
Беспорядочно, а главное, запоздало отозвались крупнокалиберные пулеметы, ударили зенитки. Между тем гудение самолетов удалялось. Душу воинов наполняла радость. Тот пессимизм, который невольно завладел десантниками после колодца, вытеснили другие чувства. Каждый понял, что он даже здесь, в глубоком тылу врага, остался составной частью мощной пружины, которая раскручивается всё с большей силой и теснит врага на запад. Первый "подарок" фашистам сделан. Только первый, а сколько он добавил веры и силы каждому!
Близится утро, надо искать место ещё для одного дневания. Для одного, потому что в течение следующей ночи доберутся до Турчинецких лесов и жить станет веселее. Возможно, даже местные партизаны помогут им быстрее добраться до Мухоедов. А если и нет, то лес Творогову - дом родной. Дай только в лес добраться, и, считай, задача выполнена. Но это начнется завтра. Сегодня же мысли об одном: где в этом безлесье спрятать четырнадцать воинов? Даже ржаное поле не встречается на пути...
Размышления обрывает сигнал дозорного: "Стой!"
На лугу, в сером тумане - табун лошадей, также седой от росы и тумана.
- Товарищ капитан, сесть бы верхом и тридцать километров отмахать до восхода солнца, - предлагает младший лейтенант Завалий. В детстве он так носился на земледельческих лошадях, что даже в кавалерию хотел податься.
Творогов готов уже согласиться. И вдруг, бросив взгляд на десантника, что стоит ближе от него, говорит:
- Бургенио.
- Слушаю вас, компаньеро-товарищ капитан, - подтянулся Северино.
Новое обмундирование на испанце словно затвердело от холодной росы. Чёрные бакенбарды и волосы, которые торчали из-под пилотки, покрылись серым росяным маком. Нос заострился, загар как будто смылся с лица - из-под неё выступила бледность и невероятная усталость. "Ему сейчас можно дать лет сорок", - рассуждает Александр, обращаясь к испанцу:
- Садитесь на лошадь. Задание должен вам дать.
- Не сумею... - растерялся Северино. - В самолет сяду!
- Ясно. Кто ещё не умеет ездить верхом? - спросил Творогов.
- Я, - выступил из тумана второй испанец, Альфредо.
- И я... - смущаясь, сказал москвич Василий Лебедев. - не приходилось...
- Мне тоже не приходилось, но попробовать могу, - удрученно признался Лапотников.
- Видите? - обратился Творогов к Завалию. - Ваше предложение отпадает.
Пошли в обход табуна и наткнулись на шалаш. Оттуда доносился печальный свист свирели.
"Вероятно, мальчик дремоту разгоняет..." - подумал Творогов и подал сигнал тихонько отходить. Но не успели сделать несколько шагов, как из тумана, где-то в стороне, кто-то глухо кашлянул и мужской грудной голос спросил:
- Кого-то ищите?
"Вот что значит туман!" - вздрогнул командир и выхватил оружие. Моментально окруженный десантниками, перед капитаном предстал омраченный человечище в промокших до колен штанах и галошах, одетых на босу ногу.
- Вы - кто? - строго спросил Творогов.
Мужчина заметно растерялся.
- Я Нестор... Дурицкий моя фамилия. Вот с Петром, - он кивнул на шалаш, где свирель уже больше не играла, - лошадей пасём.
Из шалаша высунулся давно не стриженный и не бритый Пётр. Его глаза округлились, на устах появилась слабая и, как заметил Творогов, сердобольная улыбка.
- Неужели?.. Нет-нет! - Пётр потёр кулаками глаза. - Неужели это не сон? - Как будто медведь после долгой спячки, человек выпрямился, худые груди округлились. - То-ва-ри-щи!
- Вот с ним... то есть с Петром, пасём лошадей - всё больше волновался Нестор, топтался на месте, и было слышно, как чавкает роса в его старых галошах.
- Пас, Нестор! - подбежал Пётр к группе. - Пас, а теперь я больше не пастух! К черту мне все эти кони! Товарищ командир, - обратился к Творогову. - Прошу взять меня с собой. Я красноармеец. В окружение попал... Дважды бежал из концлагеря. В третий раз попадать в Житомирский лагерь смерти не хочу... Вот и просиживал здесь... Ждал подходящего момента. Я с Алтая! Пётр я...
- Пётр? С Алтая? - спрашивая подошёл Лапотников. - Шкуру свою бережешь? Под трибунал пойдешь!
- Пойду... Хоть сейчас - пойду на расстрел! - Пётр дрожащими пальцами расстегнул воротник старой гимнастерки и обнажил грудь:
- Стреляй! Хоть буду знать, что от пули своих умер. И в концлагере фашистском гнить не буду... Слишком строгий ты, видно, ещё не пробовал, что это за мёд - лагерь фашистский... Не пробовал?! Ну, чего же не стреляешь? - и всё ближе подходил к Лапотникову. А тот смутился, потому что понял, что лишне погорячившись усложнил ситуацию.
- Отставить истерику! - приказал Творогов.
- Есть отставить... - вяло произнес Пётр и опустил голову.
- Хотите, чтобы я вас с собой взял? - прищурив глаза, спросил Творогов.
- Да, товарищ командир! - по военному подтянулся Пётр. - Очень хочу. Прошу вас! Не прозябать же мне здесь...
- Ладно. Возьму, - пообещал капитан и подумал: "Не сразу возьму. Не имею разрешения на пополнение в дороге. Но это не беда - с Мозырских лесов тебя вызову".
У капитана Творогова меткий глаз на человеческую правду. За годы службы на пограни́чье научился узнавать честного человека. Не за его сладкими словами, не за избиение в грудь, а по каким-то, только Александру понятным, чувствам и признакам. Так, с первого взгляда, Творогов открыл для отряда Николая Кузнецова. Так в отряде по его же рекомендации появилось ещё несколько талантливых кандидатов в разведчики. Этот Пётр из Алтая - человек честный. Почти никаких сомнений. А чего засиделся здесь, чего не пошёл до сих пор в партизаны? В том будет время разобраться.
Отозвав Петра в сторону, Творогов спросил:
- Где нам пересидеть днём?
- Трудное дело... Не один же человек... уныло произнес Пётр. - Может, его спросить? - кивнул на Дурицкого, что стоял окруженный десантниками и отвечал на вопросы Лапотникова. - Он здешний. Человек честный. Ручаюсь.
- Зови.
- Нестор Васильевич! Можно вас на пару горячих?
Дурицкий подошел как будто нехотя. Пётр по-дружески положил ему ладонь на плечо:
- Вы хотели, чтобы быстрее наши пришли? Помогите ускорить их приход.
- Чем смогу - пожалуйста, - так же неспешно ответил Дурицкий, а когда капитан сказал, что от него хотят, причмокнул: - Де-ла... Леса, считай, аж до Турчинки шаром покати...
- Но вдруг он оживился - А если, например, на чердаке? Не в каждый дом те со-ба-ки с обысками лезут.
- Но ваш же дом на возвышенном и открытом месте. Как к нему провести такую группу? - засомневался Пётр.
- А если в Текли?.. - рассудительно прикинул Дурицкий.
- У Текли? А кто она, эта Текля? И почему именно у неё? - спросил капитан.
- Ну, муж её, Григор, бригадиром когда-то, при нашей власти был. В прошлом году его каратели убили... Добрый был человек, царство ему небесное...
- А сама она, эта Текля, как? - спросил Творогов.
- Ещё сын её в Красной Армии. Отступил со всем войском. Ну, а Текля... Разве человека поймешь до конца... Вроде, как все... Думаю, Текля не подведёт, - заключил Дурицкий. - Понимаете, её дом крайний... За домом - хмельник (плантация хмеля)... Лучше у неё...
Посоветовавшись с Богодистом, Творогов согласился на предложение Дурицкого. Понимал, что это не лучший выход, но всё же выход. И спешить надо было - из-за подвижных валунов тумана становилось всё ярче лучи восходящего солнца.
Теклю разбудил тихий, вкрадчивый стук о шипку бокового окна. Открыла глаза и первое, что увидела, - светлый квадратик на глиняном полу. "Пастух не дождался коровы и пришёл будить... Вот хозяйка!" - упрекнула сама себя и схватила юбку с кроватного быльца. Одеваясь, сонно спросила:
- А кто там?
Так, только для вида спросила, потому что была уверена, что это стучит старый пастух с кнутом.
- Откройте, попросил мужской голос.
"А это что ещё за ранний гость?" - одновременно растерялась и немного рассердилась. После того, как Григора убили эсэсовцы, к вдове начали наведываться то староста из Селянщине Доберман, то староста местного хозяйства Антон Кучер, а то и рядовые шуцманы. Тому закусить приготовь, того ночь застала в дороге...
Выглянула в окно - Петро-окруженец переступает с ноги на ногу.
- Что тебе, Пётр?
- Не бойся, Текля. Свои, - вышел из-за стены Нестор Дурицкий.
Увидев Дурицкого, Текля вдруг отбросила всякие подозрения. Если уже Нестор стучит, тогда что-то они от неё хотят. Только открыла дверь, как быстрым роем налетел полный дом чужих людей. И все в военном! И все со звездочками на пилотках! Только Нестор среди них в серой поношенной фуфайке и галошах на босую ногу.
Сначала молнией сверкнула надежда: "Сын вернулся! Он - среди этой группы обязательно есть". Жадно пробежала взглядом по лицам. Нет, среди них нет её сына. Но теперь он уже вернётся. Ведь вернулась Красная Армия! И Текля вслух выразила свою радость:
- До-жда-ли-сь мы вас... Сво-бо-душка пришла!
- Нет, тётушка Текля, - обратился к женщине младший лейтенант Богодист. - Наши ещё далеко.
- А вы кто? - побледнела Текля, слёзы полились по щеках.
- Ну, мы - красноармейцы, но фронт ещё далеко, - виновато объяснил Богодист.
- Они с самолета высадились, - дополнил Петро-окруженец.
У Текли слезинки словно замёрзли на кончиках ресниц. Губы задрожали, лицо перекосилось от страха. Она вдруг стала совсем некрасивая. Пугливый взгляд остановился на Дурицком.
- А, если... немцы?.. Слышишь, Нестор?! Они меня... и дочерей моих, как и Григора, живьем в землю закопают... Нестор, слышишь?!
- Не печалься, женщина, - рассудительно сказал Дурицкий. - Они моментально на чердак и замрут. А ты себе помалкивай, будто ничего не слышала и ничего не видела.
От равного, рассудительного голоса Нестора к Текле вернулся покой.
- Ну, разве что так... - согласилась хозяйка.
- Где тут у вас лесенка? - из сеней спросил Богодист.
- В уголке... При стеночке... Я сейчас покажу, - шмыгнула в сени Текля.
Десантники молча полезли на чердак. Только поскрипывание ступеней под ногами. Затем глухое топотание по потолку. Женщина даже удивилась: такая большая группа, и ни звука никто не проронил.
Ушли из дома Нестор с Петром. На чердаке замерли десантники. Текля выглянула сначала в одно, а затем во второе окно - тишина. "Видимо, никто не заметил. Ну и слава Богу", - подумала и села на краю кровати. Дочери тихо спали. От этого Текля и совсем успокоилась. Опять вспомнился Василий. Он так же, как и эти её нежданные гости, наверное, где-то ходит по лезвию беды. Может, тоже такой же промокший и голодный. Жаль стало сына и тех ребят, которые были на чердаке. Встала с кровати, достала с полки кувшин молока и три буханки хлеба.
- Товарищи! - вполголоса позвала.
- Что вам, хозяюшка? - отозвался один.
- Вот перекусите. Проголодались же...
Николай Лукашенко спустился на середину лестницы, взял сначала буханки хлеба, а потом нагнулся за кувшином. Заметил: руки хозяйки трясутся так, что даже молоко плещет через край.
- Спасибо вам, - поблагодарил. Ещё подбодрил: - Не волнуйтесь. Чувствуйте себя так, как будто нас здесь никогда не было.
- Хорошо, хорошо... - Текля даже попыталась улыбнуться, но вместо улыбки на лице появилась гримаса.
"На ней, как на вывеске, всё чисто написано", - подумал Николай.
- Может лучше вам сегодня не выходить на улицу? - осторожно высказал свои опасения.
- Как же я усижу? - аж всхлипнула Текля. - Работа... Пора такая, не усидишь...
- Ну, мол, приболели.
- Ой, нет! Родня сразу сбежится. Та вы не бойтесь - я никому... Спите.
Текля говорила эти слова искренне. Она действительно в тот момент не допускала мысли, что кому-то хотя бы пискнет об укрытии десантников на чердаке. На смену страху пришло благоразумие: "Может, и моего сына так прячет чья то мать?" Однако на то благоразумие снова обрушился страх. Такой неутомимый, что Текле начало казаться: он растрясет её на половину, а если нет, то растворит на пот или превратит в пепел. Сколько существует человечество, столько борется человеческое достоинство, человеческая совесть против отвратительного чувства страха.
- Эй, Текля! Выгоняй свою Маньку. Что-то ты проспала сегодня.
Встала со скамейки. Тело, как деревянное. Топая по прохладному глиняному полу босыми ногами, Текля пошла к порогу. Тогда она еще не знала, что каждый шаг приближает её к преступлению, имя которому - предательство...
Комментариев нет:
Отправить комментарий